Неточные совпадения
— Долой с
квартир! Сейчас! Марш! — и с этими словами начала хватать все, что ни попадалось ей под руку из вещей Катерины Ивановны, и скидывать на пол. Почти и без того убитая, чуть не
в обмороке, задыхавшаяся, бледная, Катерина Ивановна вскочила с постели (на которую
упала было
в изнеможении) и бросилась на Амалию Ивановну. Но борьба была слишком неравна; та отпихнула ее, как перышко.
«
В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его
в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек,
квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда с другом, пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги,
спать только ночью, ехать, куда все едут, по железным дорогам, на пароходах, потом…
Лечь
спать я положил было раньше, предвидя завтра большую ходьбу. Кроме найма
квартиры и переезда, я принял некоторые решения, которые так или этак положил выполнить. Но вечеру не удалось кончиться без курьезов, и Версилов сумел-таки чрезвычайно удивить меня.
В светелку мою он решительно никогда не заходил, и вдруг, я еще часу не был у себя, как услышал его шаги на лесенке: он звал меня, чтоб я ему посветил. Я вынес свечку и, протянув вниз руку, которую он схватил, помог ему дотащиться наверх.
Проснулся я наутро поздно, а
спал необыкновенно крепко и без снов, о чем припоминаю с удивлением, так что, проснувшись, почувствовал себя опять необыкновенно бодрым нравственно, точно и не было всего вчерашнего дня. К маме я положил не заезжать, а прямо отправиться
в кладбищенскую церковь, с тем чтобы потом, после церемонии, возвратясь
в мамину
квартиру, не отходить уже от нее во весь день. Я твердо был уверен, что во всяком случае встречу его сегодня у мамы, рано ли, поздно ли — но непременно.
Она стремительно выбежала из
квартиры, накидывая на бегу платок и шубку, и пустилась по лестнице. Мы остались одни. Я сбросил шубу, шагнул и затворил за собою дверь. Она стояла предо мной как тогда,
в то свидание, с светлым лицом, с светлым взглядом, и, как тогда, протягивала мне обе руки. Меня точно подкосило, и я буквально
упал к ее ногам.
Квартира Шустовой была во втором этаже. Нехлюдов по указанию дворника
попал на черный ход и по прямой и крутой лестнице вошел прямо
в жаркую, густо пахнувшую едой кухню. Пожилая женщина, с засученными рукавами,
в фартуке и
в очках, стояла у плиты и что-то мешала
в дымящейся кастрюле.
Но это были только мимолетные отголоски, да и то лишь сначала. А вообще, вечер шел весело, через полчаса уж и вовсе весело. Болтали, играли, пели. Она
спит крепко, уверяет Мосолов, и подает пример. Да и нельзя помешать,
в самом деле: комната,
в которой она улеглась, очень далеко от зала, через три комнаты, коридор, лестницу и потом опять комнату, на совершенно другой половине
квартиры.
Хозяйка начала свою отпустительную речь очень длинным пояснением гнусности мыслей и поступков Марьи Алексевны и сначала требовала, чтобы Павел Константиныч прогнал жену от себя; но он умолял, да и она сама сказала это больше для блезиру, чем для дела; наконец, резолюция вышла такая. что Павел Константиныч остается управляющим,
квартира на улицу отнимается, и переводится он на задний двор с тем, чтобы жена его не смела и показываться
в тех местах первого двора, на которые может
упасть взгляд хозяйки, и обязана выходить на улицу не иначе, как воротами дальними от хозяйкиных окон.
Это был владелец дома, первогильдейский купец Григорий Николаевич Карташев.
Квартира его была рядом с трактиром,
в ней он жил одиноко,
спал на голой лежанке, положив под голову что-нибудь из платья.
В квартире никогда не натирали полов и не мели.
Мастеровые
в будние дни начинали работы
в шесть-семь часов утра и кончали
в десять вечера.
В мастерской портного Воздвиженского работало пятьдесят человек. Женатые жили семьями
в квартирах на дворе; а холостые с мальчиками-учениками ночевали
в мастерских,
спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка — полено
в головах или свои штаны, если еще не пропиты.
Однажды, когда все
в квартире улеглись и темнота комнаты наполнилась тихим дыханием сна, я долго не
спал и ворочался на своей постели. Я думал о том, куда идти по окончании гимназии. Университет был закрыт, у матери средств не было, чтобы мне готовиться еще год на аттестат зрелости…
Ее это огорчило, даже обидело. На следующий день она приехала к нам на
квартиру, когда отец был на службе, а мать случайно отлучилась из дому, и навезла разных материй и товаров, которыми завалила
в гостиной всю мебель. Между прочим, она подозвала сестру и поднесла ей огромную куклу, прекрасно одетую, с большими голубыми глазами, закрывавшимися, когда ее клали
спать…
Вечером поздно Серафима получила записку мужа, что он по неотложному делу должен уехать из Заполья дня на два. Это еще было
в первый раз, что Галактион не зашел проститься даже с детьми. Женское сердце почуяло какую-то неминуемую беду, и первая мысль у Серафимы была о сестре Харитине. Там Галактион, и негде ему больше быть… Дети
спали. Серафима накинула шубку и пешком отправилась к полуяновской
квартире. Там еще был свет, и Серафима видела
в окно, что сестра сидит у лампы с Агнией. Незачем было и заходить.
Капитан К., живший вместе с ним на одной
квартире, тоже не
спал; он постучал из своей комнаты
в стену и сказал мне...
По одной стороне коридора находились те три комнаты, которые назначались внаем, для «особенно рекомендованных» жильцов; кроме того, по той же стороне коридора,
в самом конце его, у кухни, находилась четвертая комнатка, потеснее всех прочих,
в которой помещался сам отставной генерал Иволгин, отец семейства, и
спал на широком диване, а ходить и выходить из
квартиры обязан был чрез кухню и по черной лестнице.
Платов ничего государю не ответил, только свой грабоватый нос
в лохматую бурку спустил, а пришел
в свою
квартиру, велел денщику подать из погребца фляжку кавказской водки-кислярки [Кизлярка — виноградная водка из города Кизляра. (Прим. автора.)], дерябнул хороший стакан, на дорожний складень Богу помолился, буркой укрылся и захрапел так, что во всем доме англичанам никому
спать нельзя было.
В последнюю ночь, проведенную Розановым
в своей московской
квартире, Ольга Александровна два раза приходила
в комнату искать зажигательных спичек. Он видел это и продолжал читать. Перед утром она пришла взять свой платок, который будто забыла на том диване, где
спал Розанов, но он не видал и не слыхал.
— Всегда к вашим услугам, — отвечал ей Павел и поспешил уйти.
В голове у него все еще шумело и трещало;
в глазах мелькали зеленые пятна; ноги едва двигались. Придя к себе на
квартиру, которая была по-прежнему
в доме Александры Григорьевны, он лег и так пролежал до самого утра, с открытыми глазами, не
спав и
в то же время как бы ничего не понимая, ничего не соображая и даже ничего не чувствуя.
Я и не заметил, как дошел домой, хотя дождь мочил меня всю дорогу. Было уже часа три утра. Не успел я стукнуть
в дверь моей
квартиры, как послышался стон, и дверь торопливо начала отпираться, как будто Нелли и не ложилась
спать, а все время сторожила меня у самого порога. Свечка горела. Я взглянул
в лицо Нелли и испугался: оно все изменилось; глаза горели, как
в горячке, и смотрели как-то дико, точно она не узнавала меня. С ней был сильный жар.
Мне ужасно хотелось зайти по дороге к Маслобоеву, но я раздумал: он, верно, еще
спал со вчерашнего, да к тому же Елена могла проснуться и, пожалуй, без меня испугалась бы, увидя себя
в моей
квартире.
Сердито и грубо позвонил Калинович
в дверях своей
квартиры. Настенька еще не
спала и сама отворила ему дверь.
В Столешниковом переулке, расплатившись с извозчиком, я тихо своим ключом отпер дверь
квартиры, где все еще
спали, и прямо —
в ванную; напустил полную холодной воды, мылся, купался.
Ченцов между тем, сходя с лестницы, точно нарочно
попал на глаза Миропы Дмитриевны, всходившей
в это время на лестницу. Она исполнилась восторгом, увидав выходящего из
квартиры Рыжовых мужчину.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли
в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает
в минуты катастроф, кто куда
попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись
в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны:
в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания
в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
Я летел домой, не чувствуя ног под собою, и как только вошел
в квартиру, так сейчас же
упал в объятия Глумова. Я рассказал ему все: и
в каком я был ужасном положении, и как на помощь мне вдруг явилось нечто неисповедимое…
В доме все было необъяснимо странно и смешно: ход из кухни
в столовую лежал через единственный
в квартире маленький, узкий клозет; через него вносили
в столовую самовары и кушанье, он был предметом веселых шуток и — часто — источником смешных недоразумений. На моей обязанности лежало наливать воду
в бак клозета, а
спал я
в кухне, против его двери и у дверей на парадное крыльцо: голове было жарко от кухонной печи,
в ноги дуло с крыльца; ложась
спать, я собирал все половики и складывал их на ноги себе.
— Чем бы по вечерам на биллиард ходить каждый вечер, сходил бы иногда к гимназистам на
квартиры. Они знают, что учителя к ним редко заглядывают, а инспектора и раз
в год не дождешься, так у них там всякое безобразие творится, и картеж, и пьянство. Да вот сходил бы к этой девчонке-то переодетой. Пойди попозже, как
спать станут ложиться; мало ли как тогда можно будет ее уличить да сконфузить.
Лукашка пошел на кордон, а дядя Ерошка
в то же время свистнул собак и, перелезши через плетень, задами обошел до
квартиры Оленина (идя на охоту, он не любил встречаться с бабами). Оленин еще
спал, и даже Ванюша, проснувшись, но еще не вставая, поглядывал вокруг себя и соображал, пора или не пора, когда дядя Ерошка с ружьем за плечами и во всем охотничьем уборе отворил дверь.
Изнывая и томясь
в самых тревожных размышлениях о том, откуда и за что рухнула на меня такая
напасть, я довольно долго шагал из угла
в угол по безлюдной
квартире Постельникова и, вдруг почувствовав неодолимую слабость, прикорнул на диванчике и задремал. Я
спал так крепко, что не слышал, как Постельников возвратился домой, и проснулся уже, по обыкновению,
в восемь часов утра. Голубой купидон
в это время встал и умывался.
Он знает, что
в то время, когда его мысли носятся вместе с охлажденною землей вокруг солнца, рядом с докторской
квартирой,
в большом корпусе томятся люди
в болезнях и физической нечистоте; быть может, кто-нибудь не
спит и воюет с насекомыми, кто-нибудь заражается рожей или стонет от туго положенной повязки; быть может, больные играют
в карты с сиделками и пьют водку.
Они просто не знали, куда деться, и,
попав на
квартиру Литвинова, как говорится,"застряли"
в ней.
— Ничего, отдышалась немного… Сидит, улыбается. Лечат её чем-то… молоком поят… Хренову-то
попадёт за неё!.. Адвокат говорит — здорово влепят старому чёрту… Возят Машку к следователю… Насчёт моей тоже хлопочут, чтобы скорее суд… Нет, хорошо у них!..
Квартира маленькая, людей — как дров
в печи, и все так и пылают…
В окнах домов зажигались огни, на улицу
падали широкие, жёлтые полосы света, а
в них лежали тени цветов, стоявших на окнах. Лунёв остановился и, глядя на узоры этих теней, вспомнил о цветах
в квартире Громова, о его жене, похожей на королеву сказки, о печальных песнях, которые не мешают смеяться… Кошка осторожными шагами, отряхивая лапки, перешла улицу.
Всё чаще она указывала ему разницу между ним, мужиком, и ею, женщиной образованной, и нередко эти указания обижали Илью. Живя с Олимпиадой, он иногда чувствовал, что эта женщина близка ему как товарищ. Татьяна Власьевна никогда не вызывала
в нём товарищеского чувства; он видел, что она интереснее Олимпиады, но совершенно утратил уважение к ней. Живя на
квартире у Автономовых, он иногда слышал, как Татьяна Власьевна, перед тем как лечь
спать, молилась богу...
На другой день,
в воскресенье, я пошел на Хитровку под вечер. Отыскал дом Степанова, нашел
квартиру номер шесть, только что отворил туда дверь, как на меня пахнуло каким-то отвратительным, смешанным с копотью и табачным дымом, гнилым воздухом. Вследствие тусклого освещения я сразу ничего не мог paзобрать: шум, спор, ругань, хохот и пение — все это смешалось
в один общий гул и настолько меня поразило, что я не мог понять, каким образом мой приятель суфлер
попал в такую ужасную трущобу.
Вдова его получала удобную
квартиру и полное содержание, а маленькая Аня со второго же года была совсем взята
в барский дом, и не только жила с княгинею, но даже и
спала с нею
в одной комнате.
Квартирой ему служила уборная
в театре, где
в холодные зимы он
спал, завернувшись
в море или
в небо, положивши воздух или лес под голову.
В квартире уже никто не
спал… Все ночлежники поднялись на своих койках и слушали солдата.
Кроме того, он немало удивил всех тем, что совсем не нанял себе
квартиры, а пристал
в училище, да так там и остался: обед ему варил сторож, а
спал он
в классе на столах.
Мы приехали под вечер
в простой рогожной повозке, на тройке своих лошадей (повар и горничная приехали прежде нас); переезд с кормежки сделали большой, долго ездили по городу, расспрашивая о
квартире, долго стояли по бестолковости деревенских лакеев, — и я помню, что озяб ужасно, что
квартира была холодна, что чай не согрел меня и что я лег
спать, дрожа как
в лихорадке; еще более помню, что страстно любившая меня мать также дрожала, но не от холода, а от страха, чтоб не простудилось ее любимое дитя, ее Сереженька.
Окна
в том доме, где жил Кирилин, были темны, и у ворот на лавочке сидел городовой и
спал. Ачмианову, когда он посмотрел на окна и на городового, стало все ясно. Он решил идти домой и пошел, но очутился опять около
квартиры Надежды Федоровны. Тут он сел на лавочку и снял шляпу, чувствуя, что его голова горит от ревности и обиды.
Наутро город встал как громом пораженный, потому что история приняла размеры странные и чудовищные. На Персональной улице к полудню осталось
в живых только три курицы,
в крайнем домике, где снимал
квартиру уездный фининспектор, но и те издохли к часу дня. А к вечеру городок Стекловск гудел и кипел, как улей, и по нем катилось грозное слово «мор». Фамилия Дроздовой
попала в местную газету «Красный боец»
в статье под заголовком: «Неужели куриная чума?», а оттуда пронеслось
в Москву.
Ни
в одной
квартире Москвы, насчитывающей четыре миллиона населения, не
спал ни один человек, кроме неосмысленных детей.
В квартирах ели и пили как
попало,
в квартирах что-то выкрикивали, и поминутно искаженные лица выглядывали
в окна во всех этажах, устремляя взоры
в небо, во всех направлениях изрезанное прожекторами.
Потрясая рукой, он вытянул ее свирепым движением. Дюрок быстро взял руку Варрена выше кисти, нагнул вниз, и… и я неожиданно увидел, что хозяин
квартиры с яростью и мучением
в лице брякнулся на одно колено, хватаясь другой рукой за руку Дюрока. Дюрок взял эту другую руку Варрена и тряхнул его — вниз, а потом — назад. Варрен
упал на локоть, сморщившись, закрыв глаза и прикрывая лицо.
Таинственный человек остановился прямо против дверей
квартиры господина Голядкина, стукнул, и (что, впрочем, удивило бы
в другое время господина Голядкина) Петрушка, словно ждал и
спать не ложился, тотчас отворил дверь и пошел за вошедшим человеком со свечою
в руках.
И этих мыслей было достаточно, чтобы он отменил свое намерение и остался
в Москве; целую неделю после того никуда не выходил из
квартиры, не ел, не
спал, одним словом, страдал добросовестно, а потом, как бы для рассеяния, пустился во все тяжкие студенческой жизни.
Далее затем,
в одно прекрасное утро, герой мой затеял еще новую штуку: он объявил жене, что нанял для себя особую
квартиру, на которой намерен жить, и будет приходить к Мари только тогда, когда Катерина Архиповна
спит или дома ее нет, на том основании, что будто бы он не может уже более равнодушно видеть тещу и что у него от одного ее вида разливается желчь.
Целую неделю я гляжу на полосу бледного неба меж высокими берегами, на белые склоны с траурной каймой, на «
пади» (ущелья), таинственно выползающие откуда-то из тунгусских пустынь на простор великой реки, на холодные туманы, которые тянутся без конца, свиваются, развертываются, теснятся на сжатых скалами поворотах и бесшумно втягиваются
в пасти ущелий, будто какая-то призрачная армия, расходящаяся на зимние
квартиры.
Я тоже был у Домны Платоновны два или три раза
в ее
квартире у Знаменья и видел ту каморочку,
в которой укрывалась до своего акта отречения Леканида Петровна, видел ту кондитерскую,
в которой Домна Платоновна брала песочное пирожное, чтобы подкормить ее и утешить; видел, наконец, двух свежепривозных молодых «дамок», которые прибыли искать
в Петербурге счастья и
попали к Домне Платоновне «на Леканидкино место»; но никогда мне не удавалось выведать у Домны Платоновны, какими путями шла она и дошла до своего нынешнего положения и до своих оригинальных убеждений насчет собственной абсолютной правоты и всеобщего стремления ко всякому обману.